Большая уборка на солнце - Страница 3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Но Дж.Р. только ликующе захохотал и потер руки.

-- Ежемесячно первого числа мы будем публиковать котировку акций на будущий месяц, -- не унимался он. -- Эти газетки пойдут по сотне зелененьких за штуку.

Видя его восторга по поводу собственных идей, я ощутил, как засосало под ложечкой. В его руках находились невероятные силы, а он не имел к ним никакого почтения, то ли по слепоте своей, то ли из упрямства.

Эти силы могли отнять у каждого жителя Земли последние крохи счастья. Разве может быть человек счастлив, глядя вперед и видя, как происходит неизбежное и предначертанное?

Эти силы могли повергнуть в хаос весь мир. Эти силы могли вознести или низвергнуть любого человека, вещь или организацию, вставшие на их пути.

Я попробовал зайти с другой стороны:

-- А что, если трюк с машиной не сработает?

-- У меня есть надежные гарантии. Пока мы публиковали заявления доктора Аккермана, оценив их по достоинству, другие газеты занимались тем, что чинили над ним насмешки. Поэтому он предоставил нам исключительное приоритетное право на приобретение и использование своего открытия. Это стоило нам немалых денег, целую кучу денег, но мы сделаем из нее две кучи.

Я пожал плечами:

-- Лады, валяйте. Я только не понимаю, какого черта вам понадобился я.

-- Потому, -- Дж.Р. прямо-таки лучился от восторга, -- что ты совершишь первое путешествие в машине времени!

-- Что?! -- вскрикнул я.

Дж.Р. кивнул:

-- Ты и фотограф. Герб Гардинг. Тебя я вызвал первым. Вы отправляетесь завтра утром, для начала лет на пятьсот в будущее. Сделаете там снимки, а когда вернетесь, напишешь очерк, и мы пустим его в субботнем выпуске, на всю первую полосу. Как выглядит город пятьсот лет спустя? Какие произошли изменения? Кто там мэром? Что носят женщины в осеннем сезоне 2450-го? -- Он осклабился. -- А еще ты можешь сообщить, что "Стандарт" больше не выходит. А так это или нет, узнаешь. Старик Джонсон прямо-таки лопнет от злости, когда прочтет это в твоем очерке.

Конечно, я мог бы отказаться, но в таком случае он послал бы кого-нибудь еще и заимел бы на меня зуб. Хорошая газетная работа не валялась на дороге даже в процветающем 1950-м, по сравнению с которым даже высший взлет 1929-го года казался просто нищенским прозябанием.

Так что я сказал, что согласен, а через полчаса обнаружил, что возможность стать первым путешественником во времени почти не вызывает во мне трепета, потому что я буду не самым первым. Док Аккерман несколько лет разъезжал на своей машине -- достаточно часто и достаточно далеко, чтобы доказать, что эта штука работает.

Но когда я пытался обдумать эту перспективу, то приходил в полнейшее замешательство. Очень уж все это было нелепо. Не сама идея путешествий во времени, в ней-то я не сомневался -Дж.Р. не такой уж дурак, и прежде, чем вложить денежки в эту машину времени, наверняка вытребовал железные позлащенные доказательства, что она сработает, как надо.

Нет, меня беспокоили возможные осложнения. И чем больше я об этом думал, тем больше это меня смущало и тревожило.

Ну, скажем, с помощью машины времени репортер отправляется в будущее и делает репортаж о смерти человека и привозит фотографии с его похорон. Эти фотографии можно взять обратно и опубликовать за много лет до его смерти. А этот человек прочтет газету и будет в точности знать час своей смерти и увидит себя возлежащим в гробу.

Десятилетний мальчишка узнает, что однажды будет избран президентом Соединенных Штатов, просто прочитав "Глобус". А нынешний президент, собираясь остаться на третий срок, может узнать свою политическую карьеру, если только "Глобус" вздумает ее опубликовать.

Кто-то может прочесть, что завтра погибнет в автокатастрофе. А если он будет знать, что вот-вот умрет, то может предпринять какие-то меры против этого. Но можно ли предотвратить собственную смерть? Можно ли изменить свое будущее? Или будущее застыло в жесткой, неизменной форме? Если, скажем, что-то предначертано в будущем, так ли обязательно этому предначертанию исполняться?

И чем больше я об этом думал, тем большей дичью мне все это представлялось, но я не мог запретить себе об этом думать. А чем больше думал, тем сильней пухла моя голова.

И тогда я взял, да и пошел к Датчмену.

Луи был за стойкой, и когда он протянул мне первый стакан пива, я сказал:

-- Что за чертов мир, Луи!

-- Чертовски верно, Майк, -- ответил тот.

Я выпил море пива, но так и не захмелел. Я был, как огурчик, и это меня огорчало, потому что по моим расчетам, я имел полное право нагрузиться. И все это время моя голова продолжала пухнуть от вопросов и неразрешимых загадок.

Мне следовало попытать что-нибудь покрепче пива, но если я смешиваю напитки, то потом у меня бывает жуткое похмелье, так что я оставил эту мысль.

Луи спросил, что меня мучит, а я сказал нет, ничего, но перед уходом пожал Луи руку и попрощался с ним. Если бы я был пьян, Луи не придал бы этому никакого значения, но тут он был явно удивлен, что я веду себя так, оставаясь трезвым, как стеклышко.

Уже в дверях я встретил входящего в бар Джимми Лангера. Джимми работал в "Стандарте" и был отличным газетчиком, но довольно подлым и способным на низкие выходки. Конечно, мы дружили, и написали вместе массу статей, но всегда пристально приглядывали друг за другом. И никогда нельзя было предсказать, что Джимми предпримет в следующий момент.

-- Привет, Джимми, -- сказал я.

И тут Джимми повел себя довольно курьезно. Не сказав ни слова, он поглядел на меня в упор и расхохотался мне в лицо.

Это застало меня врасплох, и я не знал, что предпринять, пока он не зашел внутрь. Тогда я просто вышел на улицу, но на углу остановился и стал раздумывать, не лучше ли мне вернуться и расквасить Джимми нос, очень уж мне не понравилось, как он смеялся.